Великие писатели выдавливают сопереживания даже из закоренелых прагматиков
Барс перечитывает "Анну Каренину". Несколько вечеров. Очень увлеченно. Вдруг первый раз решает что-то процитировать мне. "Оторвись на минутку! Смотри, как интересно Толстой описал!".
Я отрываюсь от ноута и превращаюсь в слух. Интересно, что же любимого моего так взволновало?
"Тут вот Вронский самым подробнейшим образом подсчитывает свои финансовые дела! - сообщает барс, - и знаешь, что? Денег-то у него было совсем в обрез! Он же брату отдал свою долю. Всего двадцать пять оставил себе. Мать ему давала еще двадцатку. Итого - на сорок пять в год он жил. А тут мать его укоротила, и привет, -- мальчик-то не самостоятельный... Вообще-то, не мог он себе позволить эту связь".
Барс перечитывает "Анну Каренину". Несколько вечеров. Очень увлеченно. Вдруг первый раз решает что-то процитировать мне. "Оторвись на минутку! Смотри, как интересно Толстой описал!".
Я отрываюсь от ноута и превращаюсь в слух. Интересно, что же любимого моего так взволновало?
"Тут вот Вронский самым подробнейшим образом подсчитывает свои финансовые дела! - сообщает барс, - и знаешь, что? Денег-то у него было совсем в обрез! Он же брату отдал свою долю. Всего двадцать пять оставил себе. Мать ему давала еще двадцатку. Итого - на сорок пять в год он жил. А тут мать его укоротила, и привет, -- мальчик-то не самостоятельный... Вообще-то, не мог он себе позволить эту связь".
