Есть у меня одно удивительное качество - доебаться до какой-нибудь херни, запомнить ее и обижаться на эту самую херь всю жизнь. Ранят меня совсем удивительные вещи. И обычные-то люди их не понимают, что уж говорить о мужчинах! Так бывает, воспаляется у меня какая-нибудь крохотная дрянь на роже или на теле и не заживает полгода. А реально глубокие раны и порезы - вот после автокатастрофы, например, - затягиваются за два дня.

Вот, например. Когда-то в Питере меня предал любимый человек. Собственно, с этого и начался мой великий крестовый поход. Дров мы с ним оба наворотили, но он, чесслово, первый начал. Поступал бесчеловечно и жестоко по гамбургскому счету. Но предательство и жестокость я забыла, а вот то, что почти чужих ему Собчак и Цейтлину он в Париже устрицами кормил, а меня, вложившую в него столько сил и труда, даже капустным листиком никогда не угостил, помню всю жизнь.

Только что мы с обидчиком виделись в Питере. Я получила полную сатисфакцию, - услышала, что никого лучше меня у него не было. Выговорила ему все обиды. Причем, довольно равнодушно выговорила. Но когда вспоминала про устрицы, у меня дрожала нижняя губа. Я прикусила ее, чтобы не зареветь, ей-Богу.

"Ну ты и злая, - поразился былой обидчик, - столько лет прошло, а ты каких-то несчастных устриц помнишь! Как такое можно помнить! Забудь ты, и все. Просто "фогет ит".

Я не забуду никогда. Точно говорю. На том свете встретимся, - подползу и зареву: "Эх ты, Ульяшу устрицей кормил, а она как звать тебя не помнит. А мне капустный лист пожалел!"